ЧУДЕСНЫЕ РОЖДЕСТВЕНСКИЕ ИСТОРИИ

Дубленки

Епископ Пантелеимон (Шатов),  Председатель Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению.

В декабре 1991 года, перед самым Новым годом, я болел, и совет нашей общины собрался у меня дома что-то обсуждать. В этот момент звонят нам из нашей больницы и говорят: «Это вы гуманитарный груз заказывали? А то тут дубленки привезли!»

Надо сказать, что мы как раз перед этим писали письма за границу с просьбами о помощи, потому что у нас совсем ничего не было — ни для сестер, ни для больных, ни для работы, ни для храма. И я вспомнил, что в одном письме мы просили для сестер теплые куртки, чтобы зимой в них можно было ходить из корпуса в корпус. Я говорю: «Да, мы заказывали». — «Ну, мы так и подумали. А то тут корпус неправильно указан».

Пришли наши сестры — стоит огромная фура. Действительно, в адресе стоял совсем не наш корпус, а какой-то другой. Звонили завхозу больницы — она о таком даже не слышала. Но и так все поняли, что это нам, больше некому. Фура была из Югославии. Открыли ее — а там новые дубленки, четыреста штук! И еще пять тысяч пар новой зимней обуви, и сумки кожаные…

Я ужаснулся — во-первых, куда нам столько?! А во-вторых, нам совершенно негде это хранить! К тому же в то время нас постоянно обворовывали — крали вещи, иконы. Так что если узнают, что у нас в храме такой склад — унесут вместе с храмом. Что делать?
Разгрузили все прямо в храм (больше и некуда было). Все равно пока я болел, служить в храме было некому. Я сказал нашим сестрам: быстро составляйте списки и раздавайте!
И стали мы быстро все раздавать.

Вот как вспоминает об этом Татьяна Павловна Филиппова, главная сестра Свято-Димитриевского сестричества:

— Как-то вечером мне позвонила Нина Эйдельнант и сказала, что завтра надо обязательно быть в храме (я уже в нем работала, но приболела): пришла гуманитарная помощь, которую нужно быстро распределить.

Когда утром я пришла в храм, то от удивления открыла рот, да так и ходила. Весь храм был буквально завален дубленками — мужскими и женскими — и многочисленными коробками с обувью и сумками. Все вещи были абсолютно новыми. Оказалось, что накануне в храм дежурному — это был Вася С., ныне отец Василий — позвонила с таможни тогдашняя завхоз больницы Валентина Т. и известила о том, что получает гуманитарный груз, по-видимому, предназначенный для храма — теплые вещи и обувь. Больница такого груза не заказывала. Дежурный навел справки и разузнал, что, действительно, писали заявки на гуманитарную помощь, в том числе и на теплые куртки. Оказавшийся в тот момент на таможне представитель Московской Патриархии, знавший батюшку и больничный храм святого благоверного царевича Димитрия, подтвердил, что если груз гуманитарный — значит, скорее всего, для храма при Первой Градской. Взяли благословение у отца Аркадия [ныне владыки Пантелеимона], и все получили, то есть все привезли нам.

Последующие дни мы очень интенсивно все раздавали, т.к. надо было освобождать храм. Одели всех одинаково, как из одного детского дома-интерната (только очень богатого): батюшек, матушек и прихожан братских храмов, сотрудников больницы… Всех заносили в список с адресами и паспортными данными, ведь за гуманитарную помощь всегда нужно отчитываться. За пять дней раздали все дубленки и кожаные сумки, две с половиной тысячи пар обуви из полученных пяти тысяч. Остатки аккуратно описала и убрала Ольга Н.

Дай ей Бог здоровья!

***

… А дальше было вот что. Стою я как-то в храме, в коридоре, и навстречу мне идут два разъяренных кавказца. Мне от одного их вида стало как-то не по себе. Подходят. Один спрашивает: «Это вы машину с дубленками и обувью разгрузили?!» Я говорю: «Мы». — «Да как вы посмели?! Это же наша была машина! Наш был груз!!!»

Оказалось, что корпус был правильно указан, был такой, но даже больничные службы о нем не знали. И в нем была какая-то кавказская фирма. У нас вообще тогда на территории больницы было много странных полуподпольных фирм: кавказских, чеченских… Одна из таких фирм и решила под видом гуманитарной помощи получить товар из Югославии, чтобы не платить таможенных сборов.

Они нас спрашивают: «Где вещи?!» А мы говорим: «Раздали. Вот списки. Если хотите — собирайте». Они: «Зачем нам ношеные? Нам ношеные не нужны!»

Вот так получилось, что мы всех нуждающихся одели в прекрасные дубленки и обувь. А эти кавказцы потом выставили Патриархии иск на 200 тысяч долларов. Меня попросили написать объяснительную записку для Его Святейшества. Помню, мы с Олей Комаровой (Царство ей Небесное!) всю ночь сочиняли объяснение. И Патриарх целый год, когда меня где-нибудь встречал, всегда спрашивал: «Ну, как там дубленки?..»

А потом как-то раз зимой шел я в больницу с нашей сестрой, одетой в ту самую дубленку. Проходим мы мимо машины, а рядом с ней два кавказца стоят. Мы прошли, и один нам вслед тихо говорит (у меня слух очень хороший, я, когда уроки вел, все подсказки всегда слышал): «Вон наша дубленка пошла…»

Вот так получилось, что община едва создалась, сестры только начинали трудиться в больнице, а милостивый Господь помог им в материальных нуждах — послал щедрые рождественские подарки.

Источник публикации — личная страничка владыки Пантелеимона в социальной сети facebook.

Бабочка

Елена Седова, жена священника село Медное, Тверская область

Эта история произошла в Рождество 2013 года в нашем храме Казанской иконы Божией Матери в селе Медное Тверской области. Как обычно, к празднику мы с прихожанами соорудили рождественский вертеп из подручных материалов — на этот раз ими оказались железные решетки для окон. Мы составили их в форме раскрытой книги, связали между собой и обтянули белой тканью, а на пол постелили сено. В вертеп поставили детскую деревянную кроватку и положили в нее «младенца» — куклу. Кто-то принес ящичек с песком и поставил его на пенек перед вертепом. В этот ящичек многие стали ставить свечи, как перед иконой. Ребятишки молились и просили младенца Христа за своих родителей и болеющих родственников, родители умиленно смотрели на детей и тоже о чем-то молились. На ночной службе вертеп подсветили разноцветными гирляндами, которые мигали и создавали праздничное настроение.

Людей на службе было много, и на удивительную гостью праздничной литургии обратили внимание на сразу. Только после богослужения ребятишки обнаружили в вертепе… яркую черно-красную бабочку! И это в нашу-то суровую русскую зиму! Никто не заметил, как и когда именно она появилась. Бабочка тихонько сидела на «яслях» и никого не боялась — видимо, и она хотела приобщиться к великому празднику. Немного посидев на краю «яслей», необычная гостья осторожно перебралась на грудь младенца. Но и тут бабочка не задержалась долго. Ей тоже нужно было прославить новорожденного младенца Христа, ведь не зря говорится в Библии: «Каждая тварь да славит Господа». Но как это сделать маленькому бессловесному насекомому? Бабочка поступила просто и мудро — она увенчала собой лоб младенца…

Прихожан и вообще всех, кто был в храме, это необычное происшествие поразило. Думаю, мы стали свидетелями настоящего чуда — ведь бабочка проснулась не от тепла, а в самом холодном месте храма. Печка, которая там работала, рассчитана максимум на полхрама.

Мы любовались безмолвной красавицей весь праздничный день. Лишь изредка бабочка расправляла свои крылышки, желая показать, что она жива и не уснула. На следующий день летняя гостья исчезла так же внезапно, как и появилась. Больше ее никто не видел.
Не важно, маленький ты или большой, есть у тебя голос или нет — каждый может прославить Христа в этот великий праздник.

Птица-малиновка и холодный вертеп

Протоиерей Александр Авдюгин, г. Луганск

— Ба, а почему у тебя до сих пор света в хате нет?

— Так его и в деревне нет. Не провели, онучок.

Я сидел на лавке у стола, на котором бабушка зачем-то расстелила принесенное из сарая сено. Затем она поставила на сено два стаканчика с зерном, с вставленными в них толстыми свечами. Бабушка зажгла свечи, потушила керосиновую лампу, единственный источник света в хате, не считая отблесков огня из печи, а за горящими свечами примостила картинку под стеклом, на которой были изображены женщина, вол, овечки и маленький мальчик.

— Сейчас, онучок, мы с тобой богатую кутью будем кушать и Рождество встречать.

Богатая кутья была в большой глиняной миске. Почему «богатая»? Да ведь там все-все было! И в меду вареный сладкий рис, и ягодки изюма и мягкие, тоже сваренные, яблоки, груши и сливы.

Бабушка прочитала какую-то молитву, перекрестила стол и вручила мне ложку.

— С Рождеством тебя, Шура!

Я в этот раз не возмутился, что она меня опять не Сашей, а Шурой называет. Решил, что когда поем, тогда и скажу ей, что неправильно это наименование.

Кутья действительно вкусная была, каждый день бы такую, а бабушка всего пару ложек-то и съела. Сидела рядом со мной, смотрела на мое усердное старание в поедании кутьи, улыбалась и вздыхала. Она всегда вздыхала почему-то…

— Ба, а что такое Рождество?

— Это, онучок, день рождения Бога нашего. Видишь, вон, Он в яслях, в колыбельке лежит, — и бабушка указала на картинку.

Там действительно лежал мальчик, а над ним склонилась женщина.

Бабушка рассказала, что это мама Бога, ее Богородицей называют, а зовут Марией, и что Рождество это в пещере состоялось давным-давно и в дальней-дальней стране.

Представил я пещеру, в окно посмотрел, а оно толстым слоем ледяных узоров покрыто.

— Так холодно же в пещере зимой!

— Холодно, онучок, холодно, но им, — бабушка указала на картинку, — птичка помогла, малиновкой ее зовут, она огонь и раздула.

Какая малиновка, на вид я хорошо знал, она в бабушкином саду жила, но вот как она могла самому Богу помочь, никак не представлялось.

Я вопросительно посмотрел на бабушку, и она, глядя на горящие свечи, поведала мне, шестилетнему мальчишке, эту удивительную историю.

В пещере, где лежал в яслях Христос, было очень холодно.

Лишь слабо горел костер, разведенный в выбоине каменного пола. Богородица смотрела на огонек и со страхом думала, что еще немного — и он погаснет. Сил подойти и подуть на угли у Девы Марии не было.

Она попросила вола:

— Пожалуйста, подуй на костер.

Но животное жевало что-то, думало о своем и не услышало просьбы.

Богородица обратилась к овце:

— Пожалуйста, подуй на костер.

Но и овца жевала и тоже о своем думала.

Угольки с огнем все угасали, и уже было ясно, что они вот-вот потухнут.

Вдруг послышалось шуршание маленьких крыльев. Это была маленькая птица — зарянка. Ее крылышки затрепетали над угасающим костром, обдавали его воздухом. Угли стали ярко-красными, а зарянка продолжала махать крыльями и при этом пела, насвистывая что-то жизнерадостное.

И еще она успевала собирать клювом сухие хворостинки, и подбрасывала их в костер.

Пламя разгоралось и стало нестерпимо жечь птичке грудь, которая становилась все более красной. Но зарянка терпеливо переносила боль. Она продолжала раздувать огонь до тех пор, пока он весело не затрещал. В пещере стало тепло и уютно. Даже вол с овцой на это внимание обратили.

Маленький Иисус Христос в это время спал и во сне улыбался.

Посмотрела Богородица нежно и ласково на красную, обожженную пламенем грудку птицы и сказала: «Быть тебе малиновкой с этого дня и напоминать ты каждому будешь о рождестве Христовом и своем благородном сердце».

***

1988 год. 7 января. Кафедральный собор в родном Ростове-на-Дону. Полный храм людей в раннее, не очень морозное, туманное, но по-особому удивительное утро.

Почему удивительное? Изначально не могу понять. Что-то внутреннее, необъяснимое. Уже прекрасно знаю, что сегодня праздник Рождества Христова, что радость вселенская. Не только знаю, но и соображаю отчасти, почему отсчет времени нашего тысячелетия от этого дня ведется, но удивление?

Лишь когда с Чашей архиерей с алтаря вышел и в храме раздалось: «Со страхом Божьим и верою приступите», понял, отчего удивляюсь. Нет, не оттого, что в этом году на службу прошел свободно, без необходимости объяснять хмурым дружинникам и милиционерам, вокруг храма в оцеплении стоящим, зачем я сюда заявился. Не поэтому. Просто над каждой из сотен горящих свечей, над каждым белым платочком молящихся женщин невидимо порхала малиновка, раздувающая пламень веры и тепло праздника.

***

1991 год. Мой первый приход, из небытия восставший. Небольшое восточноукраинское село. И я — в белом облачении иерейском. Раннее, еще темное утро Рождества Христова.
Волнуюсь.

Да и как не волноваться, если никогда эту службу сам не служил?
Расписал все последование богослужения в тетради, на аналой рядом со служебником положил, а начать Великое повечерие боюсь: а вдруг все не так, как положено?

В алтарь Филиппович заглянул, староста наш, наверное, понял мои страхи:

— Начинай, пастырь, начинай. Ждут.

И улыбнулся. Поддерживающе и одобряюще.

Когда же запели «С нами Бог», все страхи прошли, и молилось и пелось, и все выходило по чину, от веков установившемуся.

Вышел на литию, хлебá освящать, а в центре храма вертеп, с лампадой внутри. Смотрю на него, а там именно та Богородица с праведным Иосифом, именно тот Христос, и вол, и овца, и яркий огонек разгоревшегося пламени Рождества.

И голос бабушки, и, конечно, малиновка.

Да и куда им деться из вечности, Рождеством данной?!

Голуби

Вера Евтухова,  г. Саки, Крым

Эта история случилась прошлой зимой, незадолго до Рождества, с самым маленьким прихожанином нашего храма — Мишей, у которого тяжело болел дедушка.

Однажды я стала замечать, как после начала Литургии малыш, постояв немного возле мамы, выходит на улицу и садится на церковной лавочке, деловито смотрит на часы, достает хлеб и… начинает кормить дружную ватагу голубей. Сидящие рядом приходские бабушки стараются отвлечь малыша, помочь скоротать время ожидания матери, но он лишь отодвигается к краю лавочки. И снова кормит голубей. И так до конца Литургии. Затем они с мамой уходят домой.

Как-то раз я опоздала на Литургию, и, заехав в церковный двор, снова увидела Мишу, одиноко сидящего на краю скамейки. Малыш, видимо, тихонько молился, потому что его губки слегка шевелились. Увидев меня, мальчик спросил: «Тетенька, хлебушка у вас нету ради Христа?» Сколько теплоты и веры было в его голосе! Хлеба, увы, у меня не было, но зато появился повод расспросить о том, почему он постоянно выходит из церкви и садится на эту лавочку. Миша сел рядом со мной и сказал:

— До конца еще 20 минут, а я не закончил.

— Что не закончил, Мишенька?

— Да доброе дело… — вздохнул он.

— Да о каком же деле ты говоришь и какие 20 минут? — недоумевала я.

— Литургия Боженьке, у меня уже хлебушка нет, а мне нужно, — серьезно произнес мальчик, вскинув на меня свои голубые глазки.

— Зачем тебе хлебушек?

— Кормлю голубков.

— Молодец. Это очень хорошо.

— Нет, не очень. Хлебушка не хватает.

— А почему ты это делаешь, Мишенька?

— У Боженьки много дел, поэтому мало чудес.

— О каком же чуде ты молишься?

— Я молюсь и кормлю голубков, чтоб у Боженьки было время вылечить моего дедушку!

Мои глаза увлажнились. Мне нечего было сказать этому маленькому воину Христову с такой большой верой в душе. Я спросила только:

— А без этого, думаешь, Боженька тебя не услышит?..

— Не знаю. Он сказал, что если я верю, то должен работать. Я маленький еще, но голубков могу кормить и маме помыть чашки.

Этот разговор с мальчиком я теперь всегда вспоминаю в предрождественские дни. Ведь самое настоящее чудо Рождества — то чудо, которое происходит в человеческом сердце.

фома.ру